Социум: весна

СОЦИУМ: ВЕСНА.

На дворе конец февраля, а природа буквально дышит весной. Солнце такое теплое, что под его ласковыми лучами не выдерживают ледяные сосульки – начинают рыдать. Бывшие когда – то пушистыми сугробы тоже не остаются равнодушными и начинают проседать под собственным весом, растекаясь звонкими ручьями по городу.

Я созерцаю природу через окно магазина «Оптика», где работаю продавцом – консультантом. Покупателей нет.

Хорошо за окном! Люди сменили шубы и шапки на более легкую одежду и снуют туда – сюда через перекресток, оснащенный пешеходным переходом.

Автомобили, пересекая улицу, разбрызгивают колесами жидкую весеннюю грязь, весело салютующую в разные стороны.

В магазине скучно, и очень хочется туда – в солнце, воздух и распутицу.

Мимо окна прошел человек. Мелькнуло и пропало знакомое лицо. Открылась дверь, потревожив «музыку ветра», мелодично тренькнувшую в ответ. На меня смотрел мужчина и улыбался тепло, по весеннему. Это был местный художник – пейзажист Владимир Макарин. Меня он, конечно, не узнал. Мы встречались так давно и при столь незначительных обстоятельствах, что я и сама порой сомневалась в реальности этой встречи.

- Здравствуйте, - поприветствовал меня художник. На нем была видавшая виды потертая куртка, растянутая шерстяная шапка весьма преклонного возраста и заношенные темные брюки. Лицо постоянно погруженного в себя человека излучало в данный момент вполне искреннюю, хотя и немного задумчивую, радость.

Я помнила Владимира совсем другим. Было лето, но дни стояли прохладные. В отглаженных фирменных джинсах и светлой рубашке – поло свежевыбритый и пахнувший одеколоном Макарин поражал воображение девушек голубыми ясными глазами, очаровательной улыбкой и аккуратной стильной прической. Речь его лилась плавно и гладко, а голос завораживал.

Сейчас же передо мной стояло жалкое подобие блистательного художника. Натура тонкая и ранимая была убита женой, подавшей на развод. Очевидно, ей надоело тянуть на своем горбу двух малолетних детей и их отца, поэтому последний был безжалостно сброшен в пучину отчаяния и безысходной тоски.

Сейчас Макарин бормотал что – то о шедевре, заказанном ему городской администрацией. Так же он упоминал крупный обувной магазин и ивы, которые обязательно испортят будущий шедевр, потому что через центр его пройдет желтая полоса. По каким – то критериям это было совершенно недопустимо.

Хлопая недоуменно глазами, я смотрела на художника, пытаясь понять, как же можно было за пятнадцать лет так измениться.

Монолог о шедевре был неожиданно прерван, и прозвучала очень понятная и живая фраза:

- Вообще, я зашел попросить у вас десять рублей.

Молча развернувшись, я вытащила из ящика кошелек и порывшись там, выудила купюру в десять раз превышающую номинал суммы, озвученной Макариным.

- Возьмите сто, - слегка улыбнувшись, протянула я купюру художнику.

Он легко растянул уголки губ и без колебаний принял деньги. Поблагодарил, как и полагается воспитанному человеку, попрощался и вышел за дверь, в объятия весны.

Весне без разницы, кто ты: бизнесмен, трудяга, вор, нищий, бомж или директор крупного предприятия. Она ко всем относится одинаково и приветствует каждого, кто идет ей навстречу.